Народ.Ру: Новая страница

Яковлев В.В. История крепостей. — М.: ACT, 2000.

Отдел четвертый.
Фортификационные идеи и формы первой половины XIX века

Глава XVII.
Крепости Западной Европы начала XIX века

Влияние на развитие военно-инженерного искусства на Западе войн Французской революции и империи

Идея расширения крепостей при помощи отдельных укреплений, предложенная во второй половине XVIII века Монталамбером в образе его башен, долгое время не находила себе применения, ибо она предполагала такое увеличение численности гарнизона крепости, на какое в то время ни у кого не было ни желания, ни возможностей. Но вот в конце XVIII и в начале XIX веков начинаются наполеоновские войны: появляются массовые армии, насчитывающие в своих рядах уже не десятки, а сотни тысяч человек. Предводимые самим Наполеоном, они проходят всю Европу, поразительно мало обращая внимания на крепости; последние обходятся и блокируются зачастую незначительными силами, а выигранные полевые сражения подчас решают участь целых государств.

После свержения Наполеона (1815) все европейские государства были озабочены вопросом о реорганизации укрепления своих границ. То ничтожное влияние, которое крепости оказывали на движение неприятельских и своих армий, привело к выводам, что: 1) старые крепости, состоящие из одной сомкнутой ограды, тесны и малы: они не могут вместить в себе средства для питания и снабжения полевой армии, маневрирующей по соседству, и дать этой армии временное убежище; не могут они также иметь и достаточно сильный и большой гарнизон, который мог бы при благоприятных обстоятельствах вести активные операции; 2) старые крепости не обеспечивают жителей, городские здания, склады и пр. от бомбардирования осадными орудиями. [131]

Следствием этих выводов было установление новых положений, которые должны были лечь в основу перестройки старых крепостей. Эти положения сводились по существу к трем основным: 1) образование обширного плацдарма, вмещающего в себя нужные для армии средства; 2) возможность производить гарнизоном крупные активные предприятия и 3) обеспечение ядра укрепленного пункта от бомбардирования. Эти новые положения требовали коренной реорганизации формы всего крепостного расположения, а не изменения устройства отдельных элементов крепости, но сразу к такой реорганизации, как указано было выше, никто приступить не решался и дело фактически в начале XIX века свелось лишь к изменению форм отдельного элемента будущей большой крепости — центральной ограды. Первый почин в этом отношении был сделан Пруссией.

Применение в оградах полигональных и капонирных фронтов: германские крепости Познань, Гермерсгейм, Ульм, Минден и Раштадт

Пруссия после освободительных войн сразу приступила к обеспечению крепостями своих оголенных границ. К этому делу прусские инженеры приступили весьма вдумчиво. Проникнутые с одной стороны идеями Монталамбера и Карно, уважающие с другой стороны свою старую немецкую школу, представителями которой были такие выдающиеся инженеры, как Дюрер, Спекле и Римплер, они создали свою оригинальную общегерманскую школу, проповедовавшую так называемую новопрусскую систему укрепления, которой и стали придерживаться при перестройке старых крепостей и постройке новых.

Общегерманская школа, представителями которой явились прусские инженеры Астер, Брезе и Притвиц, явилась прямым антагонистом французской школы, в течение почти 4-х веков культивировавшей бастионный фронт. Эта новая школа, стремясь прежде всего к простейшему начертанию фронтов оград, сразу отказалась от бастионного фронта и перешла к полигональному и капонирному фронтам. Надо здесь же заметить, что первоначально под полигональным фронтом разумелся такой, который имеет начертание по прямой линии, а под капонирным — имеющий начертание под очень тупым углом, но и в том, и в другом фронтах фланговая оборона рвов предполагалась из капонира; позднее такое различие как-то уничтожилось само собой и фронт, расположенный по прямой линии (“по линии полигона”, т. е. по сторонам крепостного многоугольника) или [132] же по двум линиям, образующим очень тупой исходящий или входящий угол, стали называть полигональным или капонирным (последнее название благодаря обороне рва из капонира).

В сороковых годах в Германии был построен ряд крепостей с оградами полигонального или капонирного начертания; таковы были крепости Познань, Гермерсгейм, Ульм, Минден, Раштадт. Не приводя здесь чертежей фронтов, примененных для оград всех перечисленных крепостей, остановимся подробнее на одном, наиболее типичном — это на фронте ограды крепости Познань, изображенном схематически на фиг. 74. Фронт этот усилен равелином Р, прикрывающим подковообразную многоэтажную каменную постройку К, выполняющую одновременно несколько назначений: капонира, редюита, равелина, казармы для жилья, опорного пункта ограды и редюита для внутренней обороны. Она отделена от главного вала, и голова ее обороняется тремя маленькими капонирами к. Недостаток этой постройки заключается в том, что она заметна с поля и легко может быть разрушена, а тогда она теряет все свои пять назначений. Однако экономия, которая получалась совмещением в одной постройке как бы пяти, была причиной большого распространения подобного рода построек в германских крепостях, возводившихся в сороковых годах XIX века. Все остальное в рассматриваемом фронте ничего особенного собой не представляет. Рвы равелина фланкируются из казематов а, расположенных в изломах главного вала, имеющего полигональное начертание по прямой линии. Сам равелин имеет форму люнета с казематированным траверсом в исходящем угле; на прикрытом пути расположены казематированные редюиты р; гласис имеет кремальерное начертание в плане.

Фронты прочих крепостей обычно были капонирными или представляли сочетание бастионного фронта с капонирным (крепость Гермерсгейм), отличаясь сравнительной простотой и дешевизной. [133]

Укрепленные лагери. Крепостная система Ронья. Линцевский лагерь. Германские крепости-лагери

От модернизации оград новая германская школа перешла и к модернизации всей формы крепостного расположения: она стояла за идею обширных крепостей, способных к активной обороне, т. е. за крепости с отдельно расположенными впереди ограды укреплениями, за фортовые крепости. Надо сказать, что отдельные укрепления в крепостях не являлись в данном случае полной новостью: они применялись с давних пор и всегда оказывали огромное влияние на ход обороны, но отнюдь не составляли неотъемлемой принадлежности крепостей: отдельные укрепления располагались, например, для уничтожения частных недостатков крепости или усиления некоторых отделов обороны; формы и сила этих укреплений, величина их гарнизонов, вооружение и удаление от ограды — все эти данные весьма разнообразны и вполне зависели от задач, которые возлагались на эти укрепления в каждом частном случае: были ли это опорные пункты, занимающие командующие точки впереди лежащей местности, или предмостные укрепления, или, наконец, приречные или приморские батареи.

Что касается идеи образования обширного плацдарма и обеспечения за гарнизоном возможности производить активные операции при одновременном обеспечении укрепляемого центра от бомбардирования, то она тоже была известна ранее: ее мы можем подметить в начале XVI века у знаменитого итальянского инженера Николы Тартальи, предлагавшего для укрепления больших городов выносить укрепления на значительное расстояние, а сам город обносить простой стеной. Затем полтора столетия спустя Вобан, желая увеличить силу сопротивления крепостей приданием к ним вспомогательных армий, предлагал располагать последние за целой системой укреплений, возводимых во время военных действий и образующих так называемый укрепленный лагерь. Осуществление этой идеи выявлено им было в устройстве знаменитого Дюнкирхенского укрепленного лагеря во время войны за испанское наследство; в этом лагере могло вмещаться от 10 и 12 тысяч человек. Та же идея видна и в проекте Вобана по укреплению Парижа в 1706 г., но проект этот не был осуществлен. В 1791 г. ту же мысль о возведении в связи с крепостью укрепленного лагеря мы видим в проекте русского инженера ван-Сухтелена для Закрочима.

Наконец в сочинении генерала наполеоновской эпохи Ронья, выпущенном в 1816 г., появляется обобщение всех ранее высказанных только для известных случаев идей. Он предлагал тип крепости (фиг. 75), состоящей из ограды и 4-х вынесенных вперед [134] на расстояние около 2 км фортов, расположенных по вершинам квадрата, охватывающего собой площадь или плацдарм, в котором может разместиться армия численностью от 50 до 100 тысяч человек. Форты служат фланговыми устоями получающихся между ними четырех позиций, которые усиливаются еще в минуту необходимости рядом промежуточных временных и полевых укреплений. Если один из фортов будет взят, то армия, опирая свои фланги на ограду и уцелевшие форты, сможет еще с успехом продолжать борьбу на новых позициях. Система Ронья — предложение теоретическое — не отличается большой силой, но она немало содействовала продвижению вперед и практическому осуществлению вопроса об укрепленных лагерях, получивших потом название крепости-лагери или фортовые крепости.

Первые крепости-лагери возникли у немцев в 1816 г. по Рейну: это были крепости Майнц, Кельн, Кобленц, Гермерсгейм, позднее Раштадт, Ингольштадт (в Баварии), Познань — в 1841 г. в Восточной Пруссии; затем от немцев переходят в Италию — Генуя и Верона — в 1833 г., наконец во Францию — Париж и Лион (1841) и Австрию — Краков (1846). Из всех перечисленных крепостей по оригинальности своего устройства заслуживает приведения здесь в виде примера германская крепость-лагерь Кобленц (фиг. 76), расположенная при впадении р. Мозель в р. Рейн. Назначение этой крепости-лагеря, созданной в 1816г., состояло в том, чтобы: 1) обеспечивать как наступление, так и отступление германской армии через Рейн; 2) доставлять ей возможность действовать на обоих берегах р. Мозеля; 3) прикрывать сообщение вдоль Рейна между Кельном и Майнцем. Главная крепостная ограда была старой постройки и представляла [135] треугольник между левым берегом Рейна и правым берегом Мозеля; она имела в плане начертание в виде пяти капонирных фронтов. Вокруг ограды было расположено три укрепленных лагеря: первый — между левым берегом Рейна и правым Мозеля, впереди напольных фронтов ограды, на обширном плато; в тыльной части этого плато находился огромный четырехугольный форт Александр, фасы которого представляли капонирные фронты, усиленные различными вспомогательными постройками; горжа же форта состояла из каменной стенки с казематированным редюитом. Сзади форта Александр у подошвы плато был расположен небольшой форт Константин, соединявшийся подземной галереей с редюитом форта Александр; кроме того для обстреливания равнины между правым берегом Мозеля и фортом Александр имелся форт Блюхер; наконец к западу от форта Александр было построено три полевых укрепления.

Второй укрепленный лагерь был расположен между левыми берегами pp. Рейна и Мозеля. Здесь с западной стороны местность как более возвышенная была укреплена более сильно: в качестве передовой постройки был возведен форт Метерних за ним по пологой дуге — форт Мозель, флешь Мозель и форт Бубенгейм; сзади в качестве редюита находился форт Франц. С северной стороны как менее опасной имелась только одна линия укреплений, состоявшая из форта Нейндорф и полевого укрепления Рейн-шанц. В тылу для прикрытия головы моста через р. Мозель имелось предмостное укрепление. [136]

Третий укрепленный лагерь — на правом берегу Рейна, где против устья Мозеля, на узком продолговатом плато крутой, труднодоступной скалы расположена цитадель Эренбрейтштейн и у подножия ее — казематированные батареи для обстреливания Мозеля. Цитадель являлась ключом всех укреплений Кобленца и командовала местностью обоих берегов и обеих рек. Северная, более доступная ее сторона представляла собой бастионный фронт, усиленный равелином, контргардом и прикрытым путем с контрминной системой. Внутри цитадели имелась оборонительная казарма, образовавшая ретраншамент. Вблизи цитадели расположены Арцгеймские и Пфаффендорфские возвышенности, на которых были расположены форт Пфаффендорф и несколько отдельных укреплений, хотя эти возвышенности и обстреливаются из цитадели. Во всей крепости-лагере могло укрыться 45 000 человек.

Нельзя не упомянуть еще об осуществленном в 1830 г. по проекту эрцгерцога Максимилиана Линцевском укрепленном лагере (при г. Линц, в Верхней Австрии, на Дунае, близ впадения в него р. Траун). Цель устройства этого лагеря состояла в том, чтобы создать убежище для разбитой армии и образовать мостовое прикрытие, обеспечивающее переправу через Дунай, по дороге в Вену. Город, не имевший крепостной ограды, был окружен 32 каменными башнями, вооруженными орудиями. Общий обвод получился в 21 км при расстоянии между башнями около 500 м. Даже и по тогдашним временам подобную организацию нельзя признать удачной: сила обороны была вся основана на одном артиллерийском огне, который к тому же был легко уничтожаем; гарнизон был разбит на мелкие отряды, запертые в башнях, поэтому конечно ни о какой активной обороне не могло быть и речи; препятствий постепенной атаке по уничтожении открыто стоящей артиллерии, почти не было; наконец, отсутствие центральной крепостной ограды не обеспечивало город от штурма. Все это позднее было осознано и башни были срыты. Однако в предложении Максимилиана драгоценной стороной была не форма, а идея — идея кругового обстрела и сосредоточенного артиллерийского огня.

Глава XVIII.
Состояние военно-инженерного искусства
в первую половину XIX века в России

В России в начале XIX века, при Александре I, фортификационное искусство находилось в состоянии застоя: борьба с Наполеоном и другие государственные дела заслоняли собой крепостное строительство. Наиболее видной фортификационной работой этого времени считается сооружение кронверка [137] С.-Петербургской крепости, но это не имело никакого значения в общей системе обороны страны.

В 1802 г. была учреждена особая Инженерная экспедиция, во главе которой был поставлен инженер ван-Сухтелен. На эту экспедицию главным образом возлагалось “содержать в добром порядке все крепости и укрепления”. Из первых серьезных мер, принятых этой экспедицией в области крепостного дела, было составление нового проекта и возведение крепости в Кюмень-городе, первоначальный проект которой был составлен еще в 1796 г. ван-Сухтеленом. Однако проект 1803 г. во многом отличался от предшествовавшего. К войне со Швецией в 1808 г. крепость была далека от готовности, так что ее пришлось усиливать при помощи временной фортификации. Впрочем, по ходу военных операций крепости не пришлось играть никакой роли. Начиная с 1811 г. работы долговременного характера начались снова, но велись в меньшем масштабе, а затем и вовсе прекратились. В общем крепость осталась недостроенной и в новые списки крепостей 1819 г. она включена не была. Однако та строительная крепостная практика, которую получили русские военные инженеры на постройке этой новой крепости, принесла им пользу при приведении в исправность взятых впоследствии у шведов крепостей и при возведении новых крепостей на западной границе.

В начале 1807 г., вследствие присоединения России к континентальной коалиции, направленной против Англии, оказалось необходимым обратить большее внимание на приморские крепости; одновременно оказалось необходимым принять меры и для усиления укрепленных пунктов, ближайших к турецкой границе, вследствие объявления войны Турцией. Общее же тревожное положение внешней политики вызывало необходимость создания еще и других новых крепостей. Ввиду этого ван-Сухтелен, в руках которого, в сущности говоря, и находилось в это время все крепостное дело, счел необходимым вновь подробнее исследовать тогдашнюю западную границу, для чего и предпринял лично поездку в 1807 г. На основании этой поездки ван-Сухтелен составил обширный проект возведения целой системы крепостей на западной границе, предложив укрепить города Вильно, Ковно, Брест-Литовск, Пинск и Луцк и создать еще крепости на левом берегу Днестра — против турецкой крепости Хотин. Но Сухтелену не удалось добиться осуществления своего проекта.

Из приморских крепостей в этот период получили некоторое развитие и сыграли впоследствии некоторую роль — Кронштадт, Севастополь, Выборг. В Кронштадте фортификационные работы 1807 г. сосредоточились на Александр-шанце и редуте в конце его ретраншамента, а в следующем году были еще построены три флеши перед западной частью городской ограды. В Севастополе, [138] называвшемся тогда Ахтиаром, с 1801 по 1802 гг. велись незначительные работы на двух батареях, но в 1803 г. Севастополь сначала решили оставить совсем без укреплений, а потом объявили главным портом Черного моря и с 1805 г. стали возводить целый ряд батарей; работы продолжались вплоть до 1811 г. В Выборге работы велись с 1801 до 1809 гг. и сначала довольно слабым темпом, оживившись лишь с 1806 г., когда были построены группы береговых батарей у Транзунда, у Мустасаари и Ниемелэ. Упомянем в нескольких словах об усовершенствованиях крепостей Риги и Киева перед войной 1812г. и создании новых крепостей в Бобруйске и Динабурге. Рига и Киев представляли единственные крепости на тогдашней западной границе и были удалены друг от друга на расстояние свыше 1000 км. Возникновение опасности вторжения неприятеля в пределы России заставило уже с 1810 г. приступить к работам по приведению этих крепостей в оборонительное состояние. В Риге работы велись инженером Обручевым и состояли в постройке нескольких замкнутых и открытых укреплений (редутов и люнетов) и батарей за р. Двиной. Кроме того, генералом Опперманом была составлена толковая инструкция для обороны двинских и задвинских укреплений на случай приближения неприятеля, проникнутая решением вести самую упорную оборону и имевшая в виду возмещение недостатков фортификационной подготовки энергичными действиями живой силы. При таких условиях осада крепости не могла представиться легкой задачей, что и оправдалось дальнейшими событиями. В общем Рижская крепость отвлекла у французов от действия в поле силы, приблизительно вдвое превышавшие гарнизон. В то же время приготовления к обороне Риги указали на опасность нахождения внутри крепости крупного города, поэтому при последующей организации укрепленных пунктов предпочтение отдавалось исключительно крепостям военного характера с расположением обывателей в форштадтах, вне ядра крепости. Обширный проект усиления Киева был составлен в 1810г. Опперманом, имея в виду создавшийся разрыв с Францией. Но проект этот вследствие неопределенности политического положения, а также потому, что срок на приведение его в исполнение признавался недостаточным, осуществлен не был: ограничились более скромными работами по постройке нескольких лишь укреплений в 1810 г. В марте 1812г. работы продолжались, причем между прочим верки крепости были усилены контрминными галереями, построено было еще несколько укреплений полевого характера, и среди них начато предмостное укрепление на левом берегу Днепра. Однако все эти работы оказались излишними, так как в октябре 1812г. выяснилось, что французы до Киева не дойдут, и потому все дальнейшие работы были прекращены. [139]

Постройка крепостей Бобруйск и Динабург

В период 1810 — 1812 гг., кроме существовавших тогда крепостей Рига и Киев, решено было усилить западную границу постройкой между этими двумя пунктами новых крепостей — Бобруйска и Динабурга и вспомогательной Борисовской укрепленной позиции между ними, а перед самым открытием войны возник еще, по настоянию жившего в это время в России прусского стратега Пфуля, пользовавшегося полным доверием Александра I, Дрисский укрепленный лагерь.

К созданию крепости у Бобруйска приступлено было в 1810 г. по проекту и под руководством инженера Оппермана, который сам производил и рекогносцировку местности, убедив начальство, что крепость необходимо строить именно на судоходной р. Березине, неподалеку от судоходной же части р. Неман, взамен предполагавшейся ранее крепости у Рогачева на р. Днепр. Крепость Бобруйск должна была служить опорным пунктом в Полесье и плацдармом для сбора войск в случае войны России на западе. По проекту Оппермана крепость намечена была у правого берега р. Березины, при устье р. Бобруйки. По другую сторону речки проектировалось возвести передовое укрепление под названием нагорного, а на левом берегу предположен был тет-де-пон. Работы здесь велись весьма интенсивно и к концу 1811 г. все фронты, направленные на север, запад и юг, обладали уже внушительной оборонительной силой; только прибрежный фронт, тет-де-пон и нагорное укрепление не были доведены до надлежащей профили. В это время было получено приказание привести крепость, ввиду ожидавшейся войны, в оборонительное состояние. К июню 1812 г. это было выполнено, и крепость могла уже встретить неприятеля. В нее введен был гарнизон в 8000 человек и поставлено на вооружение около 300 орудий. Прошло немного дней, и Бобруйск как крепость выполнил задачу большого стратегического значения. Французы, подступая к Бобруйску, убедились, что там, где два года тому назад был открытый город, теперь находилась готовая к упорной обороне твердыня. Решиться на овладение ею открытой силой было слишком рискованно, а для бомбардирования потребовалась бы многочисленная осадная артиллерия, которой у французов не было; поэтому французы удовольствовались блокадой крепости, которая была снята в конце сентября, с приближением 3-й зап. Дунайской армии.

По изгнании французов из России, ввиду выяснившегося значения Бобруйской крепости, приступлено было к ее достройке и усилению. В 1816г. Бобруйск уже числился крепостью 1-го класса. В 1818г. инженером Опперманом был составлен новый [140] проект перестройки Бобруйска. По этому проекту крепость и возводилась вплоть до 1825 г., представляя собой следующее (фиг. 77): главный вал крепости бастионного начертания с шестью бастионами и двумя полубастионами; горжевой вал — полигонального начертания с двумя малыми пониженными бастионами у его части; фронты главного вала усилены равелинами Р; в горжах равелинов двухэтажные каменные редюиты с пристроенными к ним капонирами; во входящих плацдармах — отдельные редюиты а, в исходящих плацдармах напольных фронтов двухэтажные редюиты-батареи б, служащие одновременно базами для контрминной системы; подступы к горжевому валу обстреливаются фланговым огнем из двух капониров, с фланков двух малых бастионов и с двух отдельных люнетов л: одного — у правого фланга, другого — на острове заливчика р. Березины.

Кроме этого к стороне Минского форштата были построены два отдельных передовых люнета А и Б с круглыми капонирами-башнями в горже и с обороной рвов напольных и боковых фасов также из капониров. На левом берегу Березины был построен долговременный люнет с водяным рвом, являвшийся зачатком будущего тет-де-пона. За речкой Бобруйкой было построено нагорное укрепление, названное именем прусского короля “Фридрих [141] -Вильгельм”. Оно состояло из долговременного, с казематированной обороной рвов люнетам, горжа которого была сомкнута оборонительной стенкой; из двух бастионов в с каменными башнями в горжах и с двухэтажным капониром перед теналью; из вынесенного за гласис равелина Р с казематированными фланками и с земляным редюитом в горже; из двух казематированных люнетов, дающих фланковую оборону прилегающим рвам. Все перечисленные верки укрепления “Фридрих-Вильгельм” обнесены общим гласисом с прикрытым путем; у подошвы левой части гласиса расположен капонир к, в исходящих плацдармах находятся двухэтажные редюиты, служащие вместе с тем батареями и исходными пунктами контрминной системы; в промежутках между этими редюитами расположены казематированные траверсы; на правом фланге гласиса имеется люнет, сообщающийся каменной галереей (называвшейся кофром, что не следует смешивать с тем же термином, установившимся в 80-х годах XIX столетия для фланкирующих построек, располагаемых за контрэскарпом) с каменной же трехэтажной “башней Оппермана”. На р. Бобруйке была устроена запруда со шлюзами, что давало возможность наводнять пространство между главной крепостью и укреплением “Фридрих-Вильгельм”.

Другая крепость, возникшая в начале XIX века на русской западной границе, была Динабург, на которой остановился инженер Опперман вместо предполагавшегося до того обращения в крепость Полоцка. Крепость Динабург была заложена и начата постройкой в 1810 г., по проекту инженера Гекеля, впоследствии несколько измененному. К 1812 г. главная крепость находилась еще в зачаточном состоянии, а мостовое укрепление, законченное в плане, было земляное, усиленной полевой профили. 1 июля это укрепление было атаковано маршалом Удино, но штурм был отбит. Все же русские войска принуждены были крепость покинуть. После войны 1812г. Динабург решено было обратить в крепость долговременную.

Благодаря крайне невыгодным местным условиям и особенно зыбкости почвы, работы по постройке Динабурга подвигались медленно, и многие первоначальные проекты и соображения по отдельным постройкам приходилось при их осуществлении переделывать. Только в конце 40-х годов XIX века крепость Динабург была приведена в такое состояние, что предположительно могла выдержать постепенную атаку и оказать сильное сопротивление.

Из всего вышеизложенного следует, что 1812 год в общем застал Россию без надлежаще подготовленных опорных пунктов в пограничной полосе, что, конечно, и дало печальные результаты. [142]

В 1818г. Александр I назначил своего брата Николая Павловича генерал-инспектором по инженерной части и сохранил при нем опытного инженера Оппермана, директора инженерного департамента, в качестве ближайшего советника и помощника. С этого времени фортификационные дела России изменились к лучшему. К этому времени в России существовало более сотни крепостей, но точных указаний на их относительную важность не имелось: даже определение “штатная крепость” (а таких крепостей было 58) в те времена совершенно не указывало ни на стратегическое значение крепости, ни на степень ее обороноспособности. Штатными крепостями назывались те, которые находились в ведении инженерного департамента, а нештатными — все остальные. Штатные крепости разделялись на классы — в зависимости от количества сосредоточенных в них воинских зданий инженерного ведомства. В довершение всего на содержание крепостей нельзя было уделять значительных денежных сумм; это приводило к тому, что все крепости, вне зависимости от их боевого значения, постепенно приходили в полный упадок. Во второй же месяц после вступления на должность нового генера-инспектора по инженерной части был сделан решительный шаг к возможному упорядочению крепостного дела: 12 крепостей подлежали упразднению, остальные — соответствующим исправлениям и перестройкам или только поддержанию в исправном виде.

Новая организация обороны западной границы России при Николае I

Главнейшее мероприятие при обороне страны при Николае I (с 1825 г.) состояло в реорганизации западной русской границы постройкой ряда новых крепостей, которые вместе со старыми, усиленными за это же время крепостями образовали три линии. В первой линии, на Висле, были построены крепости: Новогеоргиевск (преобразованный из Модлина), Варшавская Александровская цитадель и Ивангород; во второй линии был построен Брест-Литовск и в третьей были усилены старые крепости — Киев, Бобруйск и Динабург. В этот же период родились также проекты укрепления Гродны и других пунктов.

Крепость Модлин — у слияния Нарева с Вислой существовала в зачаточном состоянии еще в XVIII веке: она имела земляные верки, которые к концу этого столетия пришли в полный упадок. Важное стратегическое значение Модлина оценил еще Наполеон I и во время кампании 1807 г. приказал в целях облегчения переправы через Вислу и Нарев построить большое предмостное [143] укрепление на правом берегу Вислы и малые укрепления на левом берегу Нарева, на Новодворском полуострове. Затем, готовясь к походу в Россию, он признал необходимым обратить Модлин в первоклассную крепость, причем в составлении проекта этой крепости принимал участие известный французский инженер Шасслю. В 1813 г., ко времени блокады Модлина русскими войсками, он представлял собой следующее: главная крепость, на правом берегу Вислы и Нарева, состояла из ограды о четырех фронтах бастионного начертания, обращенных в поле, и одного фронта — неправильного кремальерного начертания, обращенного к реке. Три напольных фронта, наиболее подверженные атаке, имели равелины, вынесенные за гласис. Средний фронт, расположенный почти по прямой линии с соседними, не был подвержен атаке и потому имел равелин, примкнутый к контрэскарпу. К западу от крепости, у берега р. Нарева, находился горнверк с равелином, а еще далее к западу — верк кремальерного начертания с равелином и каменным блокгаузом в горже; он носил название кронверка Утратского. К северу от крепости находился кронверк Средний, а к северо-востоку — кронверк Модлинский. На левом берегу Вислы было расположено Казунское мостовое укрепление, на Шведском острове у головы моста находилась флешь с крыльями; наконец на Новодворском полуострове — мостовое укрепление в виде горнверка, с отдельным ретраншаментом в горже и двумя передовыми батареями.

После подавления польского мятежа Николай I решил перестроить Модлин и поручил составление проекта новой крепости инженерам Дену и Фельдману, дав им самые подробные наставления. С 1832 г. перестройка началась по этому проекту, но с некоторыми позднейшими изменениями, как показано на фиг. 78. Главная ограда французского правобережного укрепления была обращена в цитадель и усилена постройкой двух каменных редюитов и оборонительной башни; равелины, вынесенные за гласис, были уничтожены; внутри цитадели была устроена сомкнутая оборонительная казарма высотой в 2—4 этажа, образующая общий ретраншамент; она была длиной до 2 км и могла вместить 17 000 человек. Внешние французские кронверки усилили равелинами и соединили капонирными фронтами с вынесенными за гласис равелинами; у всех эскарпов были расположены оборонительные стенки с казематами во фланках и исходящих углах, получивших название бонет-капониры и назначавшихся для обороны рвов ограды; эта оборона основывалась также на огне из капониров, с переломов главного вала и с кавальеров, расположенных посередине капонирных фронтов. Кроме того был устроен целый ряд казематированных редюитов [144] во входящих плацдармах фронтов и в передовых равелинах. В общем главная ограда крепости образовалась из 6 фронтов, получивших следующие названия: Парижский (горнверк), князя Варшавского (капонирный), Бородинский (кронверк), св. Георгия (капонирный), Полтавский (кронверк), Остроленский (тенальный).

Затем Парижский фронт был усилен оборонительной башней у реки, а Остроленский — отдельным укреплением из двух люнетов с общим рвом, обороняемым из капониров. Новодворский горнверк был усилен равелином, рвом и прикрытым путем с построенной впереди оборонительной башней. Казунское укрепление было обращено в кронверк с горжей у воды, причем горжу сомкнули оборонительной стенкой, посередине которой устроили оборонительную казарму с капониром; перед куртинами же устроили отдельные редюиты с капонирами позади, а в исходящем плацдарме прикрытого пути расположили мортирную батарею. По сторонам Казунского укрепления возвели два люнета, сомкнутые в горже оборонительными стенками с капонирами, и эти люнеты соединили с укреплением оборонительным гласисом. Все эти постройки образовали Варшавский фронт.

В 1834 г. Модлин был переименован в Новогеоргиевск. Фактически крепость была готова к 1841 г. и считалась “одной из [145] сильнейших крепостей Европы, в которой достигнуто редкое соединение большой обширности верков с равной степенью оборонительного действия”.

Крепость Ивангород, расположенная у впадения р. Вепржа в р. Вислу, на правом берегу последней, была намечена еще в 1818 г. при составлении общего соображения об обороне царства Польского, управляющим инженерной частью этого района генералом Малецким, в окрестностях местечка Гранки. Окончательный выбор места крепости состоялся в 1831 г., а заложена была она в 1837 г. По проекту, разработанному инженером Деном, крепость (фиг. 79) состояла из цитадели и главной ограды. Цитадель была образована двухэтажной оборонительной казармой люнетообразной формы, с двумя фланкирующими башнями, общим протяжением около 1,5 км. Горжа казармы, обращенная к р. Висле, была сомкнута оборонительной стенкой с капониром. Главная ограда состояла из 4-х бастионных фронтов, с отдельной эскарповой стенкой и фланкирующими казематами на дозорном пути; 3 фронта были усилены равелинами, вынесенными за гласис, 4-й же, как обеспеченный от атаки р. Вепрж, равелина не имел. Перед шпицами бастионов и равелинов, в плацдармах, были расположены полукруглые кирпичные редюиты; такие же редюиты, но только грибовидные, находились [146] в горже равелинов. Рвы равелинов фланкировались из полукапониров. На левом берегу Вислы было расположено предмостное укрепление “Князь Горчаков” в виде люнета с двумя капонирами и казематированным редюитом внутри.

Крепость Брест-Литовск была расположена при впадении р. Мухавца в Западный Буг. Вопрос о создании в этом пункте крепости поднимался не впервые: крепость здесь предполагали создавать еще непосредственно после перехода Бреста во владение России, состоявшегося при третьем разделе Польши — в 1796 г. В 1797 г. за эту меру высказывался инженерный генерал Деволант, осматривавший русскую западную границу. Ту же мысль проводил и инженер ван-Сухтелен, составивший в 1807 г. проект этой крепости. Однако все эти намерения остались невыполненными, и в Бресте до польского мятежа 1831 г. существовало лишь небольшое древнее земляное укрепление бастионного начертания, на стрелке у слияния Муховца с Бугом; укрепление это носило почему-то название замка. В 1823 г. был составлен первый проект Бреста военным инженером польской службы Малецким; затем в 1829 г. инженерным генералом Опперманом был составлен новый проект, исправленный самим Николаем I и утвержденный им в 1833 г., но к возведению верков крепости было уже приступлено в 1832 г. По этому проекту крепость (фиг. 80) состояла из цитадели и трех обширных [147] укреплений — Кобринского, Волынского и Тереспольского, составлявших главную крепостную ограду.

Цитадель представляла собой сомкнутую двухэтажную оборонительную казарму, имевшую в плане вид продолговатого многоугольника периметром около 1,8 км с 4 полукруглыми выступами (башнями). Она заключала в себе 500 безопасных от бомб казематов, вмещавших 12 000 человек гарнизона, госпиталя и продовольственные запасы. Цитадель эта окаймляла остров, образуемый разветвлением р. Мухавца, что еще более увеличивало ее оборонительную силу. Кобринское укрепление состояло из 4-х бастионных фронтов с 3 равелинами, причем в бастионах находились 3 небольших казематированных редюита. Волынское укрепление состояло из 2-х бастионных фронтов с примкнутыми равелинами; в бастионе имелся небольшой казематированный редюит.

Тереспольское укрепление было более оригинальным: расположенное на левом берегу Буга, оно состояло из 4-х земляных люнетов, соединенных общим рвом; 2 средних люнета имели горжу, сомкнутую оборонительной стенкой, к которой примыкал казематированный редюит. За люнетами было расположено предмостное укрепление в виде земляного горнверка. Все описанные [148] укрепления представляли собой общую оборонительную линию длиной около 6,4 км.

Варшавская Александровская цитадель, построенная на левом берегу р. Вислы, к северо-востоку от города, была спроектирована инженером Деном по плану, утвержденному в 1832 г. Согласно проекту, цитадель (фиг. 81) состояла из 4-х бастионных фронтов с 2 двухэтажными капонирами, сухим рвом при земляных эскарпе и контрэскарпе, с отдельной оборонительной стенкой, у которой на фланках бастионов орудийные казематы; в плацдармах против куртин одноэтажные редюиты Р; под валгангом — кирпичные казематы. Горжевой фронт вдоль Вислы представлял собой ломаного начертания оборонительную стенку с капониром. К 1854 г. цитадель была усилена передовыми верками, получившими следующие названия: форт Владимир, состоящий из башни с капониром; башня Алексей; башня Сергий и набережная батарея для обстреливания низменного берега р. Вислы к северу от цитадели.

На правом берегу реки было расположено предмостное укрепление — форт Сливицкий (названный в память полковника генерального штаба Сливицкого, который в 1831 г. при взятии Варшавы зажег Пражский мост). Он состоял из равелина с абшнитом (немецкое слово abschnitt — отрез, ретраншамент) и казематированным редюитом. Рвы получали оборону из капониров и оборонительной казармы в горже, замкнутой оборонительной стенкой; эскарпы и контрэскарпы — каменные. В 1855 г. между башнями Алексей и Сергий был возведен люнет Павел, а в 60-х годах еще и люнет Георгий; башни же Алексей и Сергий также были обнесены люнетами.

Деятельность военных инженеров Шильдера и Тотлебена. Севастополь и Николаев в Восточную войну 1853—1856 гг.

Период 50-х годов XIX столетия имел огромное значение для дальнейшей эволюции военно-инженерного искусства в России. Период этот ознаменовался знаменитой обороной Севастополя, представляющей блестящую страницу в истории оборон крепостей вообще и давшей много интересных выводов для дальнейшего развития крепостного дела. Другие боевые эпизоды Восточной войны 1853—1856 гг., равно как деятельность двух выдающихся по таланту русских военных инженеров Шильдера и Тотлебена, относящаяся к этому же периоду, также оставили глубокий след на развитии русского военно-инженерного искусства и потому заслуживают того, чтобы здесь несколько остановить на них наше внимание. [149]

Инженер Карл Андреевич Шильдер родился в 1785 году. Свое военное поприще он начал в 1802 г. унтер-офицером в московском гарнизонном батальоне. В следующем году поступил в колонновожатые, где и получил инженерное образование. Затем он участвовал в Аустерлицком сражении 1805 г., выдержал блокаду Бобруйска в 1812 г. и участвовал в 1826г. при осаде Варны, где отличился смелым и остроумным устройством крытого перехода через глубокий овраг с ручьем на дне, находившийся среди широкого рва атакованного фронта.

В 1829 г. он руководил атакой Силистрии, которая, несмотря на упорное сопротивление турок, была им взята после 35-дневной осады, одними лопатами и взрывами, без кровопролитного штурма и с ничтожными потерями.

В польскую кампанию 1831 г. Шильдер построил немало мостов, с особой энергией защищал переправу при Тыкочине, при Остроленке был ранен пулей в ногу, но на костылях взобрался на вал при штурме Воли. В турецкую кампанию 1854 г. он истребил часть неприятельской флотилии из хорошо маскированных батарей, построенных на острове Радомане, а при переправе через Дунай навел два моста. В эту же кампанию он начал вести осаду Силистрии, но был ранен в ногу, которую пришлось отнять. После операции Шильдер скончался.

Помимо военных подвигов Шильдер отличался и в мирное время неутомимой деятельностью и замечательной изобретательностью. Им сделано было множество оригинальных предложений в области военно-инженерного дела: он предложил канатные перевозные мосты, бурдючные цилиндрические понтоны из деревянного каркаса, обтянутого парусиной; он первый применил гальванизм к воспламенению минных зарядов в начале 30-х годов; придумал подводные мины для уничтожения мостов, действия против флота, заграждения фарватера и пр. (эти мины нашли широкое применение при обороне доступа к Кронштадту в 1854 г.); придумал железную подводную лодку, но опыты с ней не дали удовлетворительных результатов за неимением в то время хорошего сильного двигателя; построил нечто вроде миноноски, вооруженной ракетами и подводными минами; придумал фугасные ракеты, выпускавшиеся из минных галерей по наклонным трубам для разрушения неприятельских подступов; наконец он впервые применил к минной войне трубную [150] систему, которая испытывалась в 1844—1845 гг. на Киевском саперном полигоне при ближайшем участии другого выдающегося инженера этой эпохи — Тотлебена.

Эдуард Иванович Тотлебен считается первым инженером в летописи русского военно-инженерного искусства: на его идеях была основана признанная за границей русская фортификационная школа.

Он родился в 1818 г. и получил свое военное образование в бывшем Николаевском инженерном училище. Будучи молодым саперным офицером, он мужеством и распорядительностью обратил на себя внимание еще во время военных действий в 1848 г. на Кавказе. При осаде Силистрии в 1853 г. Тотлебен состоял помощником Шильдера по заведованию осадными работами, и, когда Шильдер был смертельно ранен, Тотлебен был назначен непосредственным руководителем осадными работами. Но особенно выдвинулся Тотлебен своими военными дарованиями и знанием военно-инженериою дела при руководстве обороной Севастополя в 1855 г.

Севастополь являлся второй после Кронштадта приморской крепостью. Он был основан в 1784 г., при Екатерине II, по указу которой в Ахтиарской бухте был создан военный порт с адмиралтейством, верфью и военным городом, названным Севастополь (что по-гречески означает знаменитый город).

К началу 90-х годов XVIII века в Севастополе имелось лишь несколько земляных открытых береговых батарей. В 1793 г. под руководством Суворова был составлен проект переустройства береговой обороны, по которому предполагалось большинство существовавших батарей срыть и вместо них насыпать новые, сначала тоже открытые, но лучшего устройства, с двухъярусной обороной, с сомкнутыми горжами, с брустверами, одетыми камнем. Основная мысль проекта Суворова заключалась в том, чтобы получить настильный огонь по морским плесам, для чего батареи должны были быть низкие, на искусственных уступах (это так называемые батареи афлиардо — от французского выражения a fleur d'eau, т. е. “в уровень с водою”). Проект первой очереди работ был осуществлен к 1801 г. Затем, вплоть до 1818 г. Севастопольский порт, как указывают летописцы, [152] “укреплялся батареями и шанцами, возводившимися без общепринятой системы и устраивавшимися по назначению различных флотских начальников”.

Систематическое укрепление Севастополя началось собственно с 1834 г., по проекту усиления обороны Севастопольского рейда и укрепления южной стороны с сухого пути, составленному Инженерным департаментом. В 1837 г. оборонительную линию с сухопутной стороны предположено было расширить. Однако так как наиболее важным считалось обеспечение Севастополя с моря, то первоначально все средства, отпускавшиеся для отстройки крепости, обращались на устройство приморских укреплений, которые к 1854 г. и находились в оконченном виде; с сухопутной же стороны Севастополь вовсе не был обеспечен. Сухопутные укрепления Севастополя были возведены лишь перед самой осадой. По проекту имелось в виду расположить на южной стороне 8 бастионов и соединить их между собой длинными ломаными куртинами, состоящими из каменных оборонительных стенок, а горжи — сомкнуть такими же стенками, усиленными большими оборонительными казармами. Но так как атака с сухого пути считалась маловероятной, то с этими работами не торопились, и ко времени высадки союзников в Крыму на городской, западной стороне были только готовы 3 оборонительных казармы, начаты 3 бастиона, доведенные лишь до ничтожной профили. На корабельной стороне бастионы были заменены тремя батареями и Малаховой башней — двухэтажной каменной постройкой с ружейной закрытой и пушечной открытой обороной. На городской стороне между бастионами и на корабельной — за батареями были кое-где устроены завалы из сухой каменной кладки. В общем, по выражению летописца, “с сухопутной стороны Севастополя ко дню высадки союзников существовали одни фортификационные намеки, местами же эти намеки не существовали и на планах”.

В первых числах августа 1854 г. в Севастополь в распоряжение командующего войсками кн. Меншикова был командирован Тотлебен. Командующий войсками принял ею довольно холодно, разрешил остаться на время и официально не поручил ему никакого дела. Но постепенно Меншиков пригляделся к Тотлебену и уже недели через две писал о нем в Петербург, что “это весьма деятельный офицер, с военным взглядом, который ставит его выше обычных кирпичных дел мастеров”. Месяц спустя по приезде Тотлебена в Севастополь адмирал Корнилов, назначенный комендантом Севастополя, поручает Тотлебену заведование всеми инженерными работами, и с тех пор Тотлебен делается душой обороны Севастополя. [153] Насколько энергично велись инженерные работы по усилению Севастополя под руководством Тотлебена, показывают слова Корнилова в его письме-журнале от 4 сентября 1854 г.: “В неделю сделали больше, чем прежде делали в год”. Создаваемые затем в течение осады временные по размерам, поспешные по возведению, укрепления обратились в конце концов в грозную силу, вынудившую противника к громадным жертвам, и сыграли роль, вполне подобающую настоящей первоклассной крепости, затянув осаду на 11 месяцев.

Не описывая здесь хода осады и обороны Севастополя, остановимся лишь на тех существенных выводах, которые имели влияние в дальнейшем на теорию крепостной борьбы и на развитие военно-инженерного дела в России. Прежде всего надо отметить, что под Севастополем в небывалых до того времени размерах разыгралась артиллерийская борьба крепостной и осадной артиллерии, на основании которой установился для будущего принцип, что залогом быстрой осады является подавление огня крепостной артиллерии и, наоборот, залогом продолжительной обороны — противодействие, оказываемое осадной артиллерии крепостною; поэтому в крепостной борьбе обе стороны прежде всего направляют все свои силы к тому, чтобы к началу артиллерийской борьбы не дать неприятелю перевеса, для чего скапливают возможно большее количество артиллерийских средств (орудий и снарядов), возводят возможно большее количество батарей и ведут систематический огонь. Этот основной принцип крепостной борьбы, правда, был установлен [154] еще Вобаном, но нигде он в боевой практике не получил такого яркого освещения, как именно под Севастополем. Причиной этому было то обстоятельство, что Севастополь как крепость отличался слабыми преградами, но в то же время имел огромные артиллерийские запасы, поэтому у обороны весь центр тяжести борьбы перешел на артиллерию, чего не бывало в предшествовавших осадах крепостей, где крепостные верки обычно имели сильные долговременные преграды, но зато ограниченное по числу и снабжению вооружение. Однако тот же Севастополь показал, что артиллерийская борьба является в крепостной войне все-таки лишь подготовительным фактором, решающее же значение у каждой из сторон имеет пехота, наносящая главный удар со стороны атаки и отражающая его со стороны обороны.

Затем, хотя Севастополь по устройству своей оборонительной линии и не являлся вполне современной для той эпохи крепостью, но он все же подходил к типу новых фортовых крепостей, появившихся в Западной Европе в 30-х годах XIX века, значительно более, чем то имело место в предшествовавших осадах. Оборонительная линия Севастополя имела значительное протяжение (около 7,5 км), состояла из опорных пунктов-бастионов (являвшихся прототипами будущих фортов), соединенных слабыми куртинами. На этих слабых куртинах руководитель обороной Тотлебен развернул главные артиллерийские позиции обороны; это было первым толчком к идее “выноса крепостной артиллерии [155] из фортов на промежутки”, идее, которой воспользовались затем и иностранные государства и которая стала основной в обороне крепости.

Из частностей чисто инженерного характера в обороне Севастополя обращают на себя внимание и вошли затем в теорию крепостной борьбы широкое применение так называемых контрапрошных (противоподступных) работ, выразившихся прежде всего в создании выдвинутых вперед укреплений — Селенгинского и Волынского редутов и Камчатского люнетов, бравших во фланг осадные работы противника и заставлявших его вести против них предварительные осадные работы; затем своевременное развитие обороной мощной контрминной системы, приведшей к 7-месячной грандиозной минной войне, приемы которой были регламентированы и введены не только в русское, но и в иностранные наставления по специальному образованию инженерных войск.

Тотлебен в составленном под его руководством капитальном труде “Описание обороны г. Севастополя” приписывал продолжительность и упорство обороны Севастополя следующим причинам: 1) превосходному духу русских войск; 2) отсутствию блокады и сохранению сообщений атакованного города с армией и с внутренностью страны до конца осады{1}; 3) многочисленности и выгодному направлению артиллерии севастопольских укреплений и 4) крайней нерешительности союзных главнокомандующих, упустивших много благоприятных случаев овладения Севастополем открытой силой.

Но в обороне Севастополя немалую роль играла и личность самого Тотлебена, который до мозга костей был военным человеком, прекрасно знал тактику всех родов войск, соединяя в себе знание дела и умение инженера, артиллериста и тактика. Биограф [156] Тотлебена Н. Шильдер писал, что “Тотлебен не обладал умом теоретика, это был по преимуществу ум-практик. Все соображения его подчинялись строгому расчету. При таком складе ума и дарований Тотлебен не сделал новых шагов и открытий в инженерной науке, но он умел только с необыкновенным искусством пользоваться обстоятельствами и применяться к ним”.

В этом Тотлебен удивительным образом имел сходство с Вобаном, почему, вероятно, и был прозван русским Вобаном. После падения Севастополя Тотлебен в сентябре 1855 г. был вызван в г. Николаев для приведения его в оборонительное состояние.

Николаев после Севастополя был важнейшим стратегическим пунктом на всем Черноморском побережье. Здесь находились обширное адмиралтейство, верфь, множество зданий морского ведомства и склады корабельного леса. В городе насчитывалось до 40 000 жителей; кроме того здесь имелась переправа через р. Буг. С занятием союзниками южной стороны Севастополя важность Николаева возросла еще более, и настало время обеспечить от атаки неприятеля этот важный пункт, который до 1855 г. не был укреплен. По проекту Тотлебена, к осуществлению которого было немедленно приступлено, укрепления, прикрывающие Николаев с сухого пути, состояли из линии люнетов и батарей; на случай же возможного прорыва неприятельского флота были устроены земляные батареи для обстреливания Буга. В начале ноября эти батареи были уже вооружены, а доступы к ним со стороны реки защищены подводными минами; вслед за этим начато было и вооружение сухопутных укреплений, где были устроены прочные пороховые погреба и блиндажи на 15 000 человек.

Основные идеи Тотлебена, оказавшие влияние на дальнейшее развитие военно-инженерного искусства в России

Особенно ценные мысли высказаны были Тотлебеном в рассматриваемый период (50-е годы XIX века) в его “Записке о вооружении укреплений г. Николаева и вообще укрепленных позиций, предназначенных выдержать осаду” (1855). В этой записке с полной ясностью выражены основные идеи, которых затем держались русские инженеры, идеи, которые и явились основной русской фортификационной школы. [157]

Эти идеи, высказанные под свежим впечатлением пережитых боевых примеров осады и обороны крепостей, делали резкий скачок от фортификационных традиций прошлого века, еще царивших даже во Франции, несмотря на блестяще мелькнувший период наполеоновских войн. Вот эти основные идеи:

1) упорное сопротивление укрепленной позиции зависит от удержания главных ее пунктов, или лучше сказать, от удержания в своей власти до последней крайности сомкнутых укреплений или фортов;

2) все внимание должно быть обращено на доставление фортам сильнейшей самостоятельной обороны;

3) несравненно выгоднее поставить орудия большого калибра не в фортах, а на промежутках, по обе стороны фортов, под покровительством последних. Неприятель, развлеченный действием промежуточных батарей, будет с меньшей вероятностью действовать по фортам и не имеет возможности сосредоточить на них свои выстрелы.

Попутно с этими основными мыслями в записке рассматривалась роль фортов и им главным образом придавалось значение опорных пунктов ближнего боя; наконец с замечательным знанием дела распределено было артиллерийское вооружение и выяснена роль каждого рода орудий.

Изложенные мысли были настолько жизненны и настолько отвечали глубокому пониманию той боевой обстановки, какую [158] после Севастополя можно было ожидать в будущей крепостной войне, что на всей почти территории Западной Европы получили в ближайшие затем годы одобрение и послужили основой устройства германских и французских, а позднее и русских крепостей.

Но на этом не закончилась теоретическая и практическая деятельность Тотлебена и, как увидим ниже, ему пришлось играть в России выдающуюся роль в 60-х и 70-х годах XIX столетия, и его идеи оказали большое влияние и на дальнейшее развитие русской фортификационной школы{2}. [159]

Дальше

Лев Гунин

«Бобруйск – историческая монография»

История крепости Бобруйск

(Отечественная война 1812 года и осада крепости)

«Крепости нужны для того, чтобы, нападая,

чувствовать себя в безопасности;

они нужны для войны и на случай войны и чаще

строятся за пределами бывших границ".

Дж . Честертон

Когда подготовительные работы (в их число входило и уничтожение древнего Бобруйска) были закончены, начали возводить и внешние крепостные сооружения. Были возведены наружные стены, стены бастионов, насыпаны брустверы, начал строиться первый форт (293). Военная энциклопедия 1910 года пишет, что крепость состояла "из бастионных фронтов с равелинами; в равелинах и бастионах были каменные блокгаузы и земляные траверсы, установлены палисады у эскарпов и штурмфалы по наружным крутостям брустверов" (294). К началу войны с Наполеоном наружные укрепления крепости были в основном построены; Бобруйская крепость была рассчитана на содержание в ней 25-ти тысяч человек и 360 пушек (294-б).

Крепость строилась в основном силами крепостных Минской, Черниговской и Могилевской губерний (295). На строительстве крепости погибло значительное число людей (296). С каждой губернии сгонялось до 500 подвод (297). Одновременно на строительстве крепости использовался труд солдат и казённые лошади (298). Быстро вырубались (вокруг крепости) близлежащие леса (299). На строительстве крепости работали специалисты со всех концов громадной империи рабства (300). Из разных областей огромной страны, из мест проживания разных порабощенных народов - из Карелии, Украины, с Кавказа и Урала, по рекам и дорогам доставлялись в крепость строительные материалы (301). Так, выход через восточные ворота крепости к Березине (у бывшего деревянного моста - саморазрушился в начале 1970-х) был сооружен из каменных плит, доставленных с Кавказа. На одной из этих плит, весом около 2-х тонн, можно прочесть надпись: "...Кавказа...доставлено сие на землю белорусов...апрель, 27 дня 1811 г.

" Когда в 1812 году началась война, названная впоследствии Отечественной, в Бобруйской крепости находилась одна резервная дивизия под командованием генерал-майора Н. Игнатьева, которая производила строительные работы (302). Не получив никакого указания от центрального командования Игнатьев, которому было известно о том, что французы наступают, объявил себя комендантом крепости, а в окрестные уезды сообщил, что является бобруйским военным губернатором (303). В это время русская армия отступала, неся большие потери. Возникла угроза расщепления фронта и окружения отдельных частей русских армий. Многое решало успешное продвижение Второй русской армии в Могилев, на соединение с 1-й русской армией, и тут неоценимую помощь оказал гарнизон Бобруйской крепости. Эта крепость "воспрепятствовала маршалу Даву, занимавшему Игумен, пересечь князю Багратиону путь из Слуцка к Березине и Днепру, на соединение с 1-й армией" (304). 19 апреля 1812 г. Багратион был в Бобруйске (305). Он внимательно осмотрел крепость, обследовал все ее укрепления - и остался удовлетворен: как осмотром крепости, так и действиями генерал-майора Игнатьева. За стенами Бобруйской крепости Багратион смог привести а порядок армию, дать солдатам отдых после долгого пути отступления я тяжёлых боёв с французской армией маршала Даву. Он отдал распоряжения с подробнейшими указаниями о движении армий и об обороне крепости. Для того, чтобы обеспечить успешное отступление армии Багратиона, комендант Бобруйской крепости генерал-майор Игнатьев помог транспортными средствами, провиантом и фуражом (306).

Пробыв в Бобруйске трое суток, армия Багратиона 22 июля выступила в сторону Смоленска (307). Остававшиеся в крепости регулярные части ее гарнизона - 6 батальонов - влились в рядя уходящей армии Багратиона (308). В крепости остались только военно-строительные части, состоявшие, в основном, из мало обученных солдат (309). Всего в крепости оставалось 7 тысяч человек (310). Другие сведения, утверждающие, что в осаде оставалось, "включая больных, 5 тыс. человек пехоты и 100 казаков", занижены (311). Комендант крепости Игнатьев, не откладывая, приступил к обучению солдат, распорядившись в приказе к офицерам крепости главное внимание уделять артиллерийскому делу (312). Решив как можно лучше обучить артиллерийскому делу саперов и рекрутов, Игнатьев посылает донесение Багратиону, в котором пишет: "...я имею намерение с 27 числа сего месяца начать учение с порохом, о чем обязанностию своею поставил заранее донести вашему сиятельству, дабы слышная от Бобруйска учебная пальба не была принята за действительные против неприятеля действия" (313). Одновременно Игнатьев разослал в обязательном порядке и "под суровейшим предписанием" приказ всем помещикам, экономам, арендаторам и другим владельцам имущества на территории Минской губернии, в каком сказано: "Подготовку для неприятеля фуража и провианта прекратить под страхом смертного наказания"; в случае нападения врага "...всем без исключения удаляться с дорог в леса и все наличествующие на дворах запасы хлеба и провианта уничтожать огнем. Не исполнивший по этому пункту признается изменником (314). Следовательно, во время войны 1812 года Минская губерния "управлялась" военным губернатором из Бобруйска. Второй важный вывод, который мы можем сделать из этого документа: указания на то, что геноцид против белорусского народа (главным орудием в осуществлении которого стали голод и террор) достиг апокалипсических масштабов уже во время войны 1812-го года, как и сведения о том, что русские солдаты сжигали белорусские деревни и хлебные припасы (чтоб не достались французам!), обрекая население на смерть от голода и холода, - представляются верными. Не надо сомневаться и в том, что запасы провианта и фуража в Бобруйской крепости не были добровольно предоставленным населением Беларуси посильным "подарком", а были жестоко награблены у местного населения, без предоставления какой-либо компенсации.

Впрочем, имперские власти относились к "своему", русскому, народу не лучше: они точно также уничтожали повсюду в России запасы зерна (чтоб не достались французам), оставляли за собой пепелища деревень и городков (чтобы французам негде было укрыться от лютого мороза), и даже сожгли свою собственную столицу - Москву! Это отнюдь не означает, что война с Наполеоном была выиграна террором. Войны не выигрываются гуманизмом или террором. Их исход решается - как все в мире - стечением обстоятельств, хаотичным движением социально-исторического развития, логоритма которого мы не знаем. Для всего живого и жизнеспособного (для работы здорового сердца, например) характерно хаотическое, хаотично-гармоничное движение, похожее на броуновское. Там, где появляется монотония, это свидетельствует о близком распаде (больное сердце, биоритмы больного мозга). Возникает интересный вопрос, поднимавшийся многими авторами, от художественной литературы, до исторических работ и трактатов: почему не развалилась сама русская армия? Почему, вопреки жестокости царского гнета и российского крепостничества, репрессивной национальной политике империи - армия, составленная из невольников, не разбежалась (не обратила свои штыки против угнетателей). Среди русского дворянства, среди русского офицерства в 1812-м году уже были достаточно сильны революционные настроения и предпочтение республиканского правления. Конечно, Наполеон мог представляться молодым русским офицерам таким же узурпатором и беспринципным монархом, как их родной русский монарх (впрочем, так оно и было). Но это - одно. А беззаветное служение царизму, пусть даже в момент вражеского нашествия, и, тем более, участие в совершенно аморальной тактике верховного командования, в том, что позже (по-видимому, после Второй Мировой войны) стали называть военными преступлениями, - это нечто иное. При таком понимании бытовавшие в то время нормы чести и мотивация поступков представляются туманными и загадочными. В рамках классической истории этот феномен объяснить невозможно. Продолжая тему теории, схематично пересказанной выше, заметим, что каждый народ живет во вселенной своего собственного времени. Можно называть это временное пространство "историческим временем", "национальной культурно-исторической эпохой", но нам оно представляется как "психофизическое" время. Отсчет этого времени закладывается самим рождением и воспитанием, еще в раннем детстве. "Психофизическое" пространственное время тикает в каждом из нас в зависимости от принадлежности к той или иной культуре. Оно метит, маркирует ареал проживания той или иной нации, ошибочно отождествляясь с географическим пространством. Как рыба живет только в воде, так и человек способен жить только в среде какого-то конкретного "психофизического" времени. В среде иного "психофизического" времени он начинает задыхаться; иная культурная среда почти всегда представляется враждебной. По крайней мере, такой автоматизм восприятия присутствует у большинства людей. Поэтому мотивация поступков в моменты вторжения чуждого "психофизического" времени-пространства действует на рефлексном уровне. Отсюда и понятия о чести. Дальше рефлексного уровня схема поступков расходится. В одной политической культуре (Польша) сдают города ради спасения населения от невиданно жестокого (для своего времени) изверга, в другой - человеческая жизнь почти ничего не значит; там предают огню свою собственную столицу и хлебные припасы: чтобы не достались врагу. Пусть не во всем, но в чем-то эта жестокость спровоцирована (в рамках истории неприемлемы определения типа "оправдана") гораздо бОльшим неприятием чуждого "психофизического" пространства, замещение которым своего "собственного" равносильно смерти. Понятие свободы и несвободы на самом деле сильно отличается от наших поверхностных представлений. Широкие социальные слои некоторых итальянских и австрийских земель, которые приветствовали Наполеона как освободителя, были вскоре сильно разочарованы. Вообще, со свободой все обстоит не так просто. Чем более высокий уровень гуманизма и плюрализма, тем более развита разветвленная система двойных стандартов и скрытого мелочного регламентирования всего бытия.

В книге "La tulupe noir" Александр Дюма блестяще показал это негативное отличие страны республиканского правления от позднемонархической Франции. Более репрессивный режим с одной стороны закрепощает людей духовно и физически, с другой - открывает перед ними двери односложного (в его дуализме: ты либо трус, либо герой; либо борец, либо доносчик) выбора. Режим, ориентированный на больший плюрализм, реже ставит тебя перед вопросами чести и совести, перед моральным выбором, а предоставляет тебе размытые, расплывчатые пучки десятков разных вариантов решения, в которых безнравственность поступка хитро завуалирована двойственностью стандартов и скрытого регламента. Именно сложностью принятия решений более "гуманные" и "свободные" общества загоняют человека в угол. Если ты стремишься отстоять свою бескомпромиссность, то каждый раз решение принимается на все более и более высоком уровне, становясь все более и более сложным и запутанным. На каком-то этапе принятие решения становится невозможным в силу того, что доступ к информации, академическим знаниям и к совершенствованию знаний в этих обществах имеют исключительно те, кто готов к компромиссу. Проблема выбора и свободы воли изначально лежит в основе проблемы свободы вообще, в том числе и политической свободы. Тоталитарный, репрессивный режим имеет свои компенсаторные механизмы: в том, что приносит каждому, даже самому угнетенному, члену общества, освобождение от мучительной пытки выбора. Все тоталитарные идеологии - от сталинизма и фашизма до сионизма - проявляют "заботу" о человеке тем, что принимают основные решения за него (даже если толкают на диссиденство). Они освобождают подавляющее большинство людей от главного психического дискомфорта - неуверенности в правильности своих поступков. Бесконечная "повторяемость" истории и бесконечное "возвращение" тирании коренится в программных механизмах, изначально заложенных в человеческом сознании. В своей замечательной книге "Трагедия свободы" ("Посев", Франкфурт, 1958-1984) С. А. Левицкий пишет: "...наше "я" не может оставаться пассивным зрителем мотивов, и должно вмешаться в грозящую "ничью" мотивов, или отказаться временно от решения. Но я ничем не гарантирован от того, что то, что представляется мне свободным актом выбора-решения, на самом деле предопределено моим характером, воспитанием, средой, не говоря уже об обстоятельствах и факторах более грубого характера. То есть, мой, субъективно говоря, "свободный" акт выбора может оказаться на самом деле не выбором, а тем же автоматическим следованием "сильнейшему" мотиву, но о силе которого я в данный момент не имею истинного представления. Ведь "мы не знаем и сотой доли того, что знает наша душа", и нередко ошибаемся не только в других, но и в самих себе! Следовательно, указание на ощущение свободного выбора вовсе не является еще доказательством действительной свободы выбора. Опять-таки, аргумент Спинозы о падающем камне остается в силе. Помимо того, психологически неверно, что выбор сопровождается ощущением свободы. Скорее, наоборот! - Самое мучительное - необходимость выбирать, и чем больше предметов выбора, тем интенсивнее это психологическое ощущение несвободы. Нередко мы выбираем далеко не лучшее, чтобы только покончить, наконец, с необходимостью выбирать, освободиться от "свободы выбора". И, наоборот, сознание совершения выбора, приносящее с собой ограничение круга только что бывших возможностей, приносит нам чувство явного облегчения! "Слава Богу, эта проблема, худо ли, хорошо ли, наконец, решена!" Значит, нередки случаи, когда чувство облегчения, освобождения, означает на деле ограничение свободы, и, наоборот, "свободный выбор" обертывается "муками выбора". Следовательно, психологическое ощущение свободы или несвободы отнюдь не является доказательством свободы или несвободы. Очень может быть, что психологически свободно совершаемое действие (например, предавание себя пьянству) лишний раз делает нас рабом наших недостойных пристрастий, и, наоборот, идя против своих пристрастий, я достигаю свободы." То, что происходит на полях сражений и чем кончается - изначально заложено в феноменах человеческого сознания. Тот или иной правитель, та или иная тенденция, то или иное военное поражение или победа появляются тогда, когда их "хочет" изначальный программный механизм. На местном уровне каждый элемент действует так, как он запрограммирован, но как сложится "конечная" картина мозаики событий, составляемая из миллиардов случайностей - никто в каждый данный момент не знает. * * * Не раз было замечено, что история "аморальна" или - точнее - "внеморальна". С "нравственной" точки зрения действия русских оккупационных войск на территории Польши, Литвы и Беларуси принципиально не отличались от действий польско-литовско-белорусской шляхты, в период захвата ее войском Московской Руси вместе со столицей - Москвой. А кровавый след разрухи, насилия и жестокости, оставленный связанным с обоими Лжедмитриями (за которыми стояла Речь Посполита) периодом русской истории мало чем отличается (в принципе) от кровавого следа, оставленного Иваном Грозным. Нетрудно заметить (вернее, трудно НЕ заметить), что вся человеческая история состоит из одних и тех же непрерывно повторяющихся событий: возвышения и падения правящих режимов (правителей), войн, снова и снова повторяющегося разрушения достигших высокого уровня цивилизаций (культур) и гибели самых развитых народов. Сколько бы наиболее выдающихся умов ни ломали головы над тем, как прекратить войны и вражду, сколько бы благородных сердец и светлых голов (как Шота Руставели) ни призывали к миру и дружбе между народами, сколько бы ни раздавалось призывов к прекращению зверств, к гуманизму и соблюдению прав человека, все повторяется и происходит по одной и той же схеме тысячелетия. Почему? Потому, что, если бы не было возвышения и падений режимов, политических переворотов, репрессий, насилия, "великих" завоеваний, революций и переселения народов - не было бы и самой истории. Если бы со времен Древнего Египта или Древней Греции, или античного Рима вдруг стали бы повсеместно строго соблюдаться нравственные нормы (хотя и это звучит довольно абсурдно: ведь сами эти нормы в разные эпохи беспрерывно менялись; по крайней мере, какие-то строго установленный нормы), разом прекратились бы насилие и жестокость, а несправедливость была бы хоть чем-то ограничена, если бы прекратились войны, убийства и вражда, то никаких исторических событий (в самом общем понимании) не происходило бы. Так и существовало бы до сих пор Египетское Царство, Древняя Греция или Рим; а история в человеческом мире сводилась бы к жизни тех или иных особей, к природным катаклизмам и к явлениям культуры. (Если проникнуть еще глубже в природу вещей, то мы поймем, что без социально-исторических катаклизмов сами высокоразвитые государства (общества, культуры; сами в какой-то мере продукты этих катаклизмов) рано или поздно перестали бы существовать). В метафизическом ракурсе обманчивое осознавание социальных, материально-экономических, административно-политических факторов и препятствий - как того, что стоит как бы над нами: это своего рода иллюзорный горизонт, выполняющий функцию психологической анастезии, не допускающей видения пределов возможностей этих "вышестоящих инстанций" (их неспособности дать "полную гарантию" защищенности, их обреченности быть "слабее" смерти, природных катаклизмов и непознаваемости мира). Насилие превращает местного князька, правителя (государство) - в бога (иди дьявола - в зависимости от взгляда на вещи и места в социуме (роли в происходящих событиях). Насилие оставляет только две психологические опции: либо боготворить (гордиться, восхищаться), либо ненавидеть (реже - презирать). Именно такие чувства (отношение) испытывает во все времена к своим или чужим государствам (правительствам, обществам) подавляющее большинство людей. Сочувствие, жалость, сострадание исключены из этого спектра - благодаря насилию и несправедливости, - чтобы социальные явления и механизмы не стали восприниматься как "равные" индивидууму, одинаково жалкие и беспомощные перед громадностью и непредсказуемостью мира. Если было бы возможно не только в социальном, но и в психологическом отношении обеспечить каждому человеку защиту от явного или завуалированного рабства и эксплуатации, от любого физического или психологического насилия, отсутствие страха перед потерей своего социального статуса, средств к существованию, крыши над головой, агрессией, - то тогда все помыслы, все мысли и чувства людей сосредоточились бы на бессмысленности и конечности человеческого существования, парализуя их волю и аккумулируя всю их творческую энергию. Таким образом, общественно-исторические катаклизмы являются суррогатом движения (имитируя смысл жизни), стимулом воли к существованию и парадоксально превращая - через примитивную симуляцию - трагический смысл однонаправленного времени в свою противоположность. Естественно, механизмы общественно-исторических катаклизмов (войны и тирании) проявляют себя поступенно - по восходящей или нисходящей. Течение реки истории основано на сопоставлении (перепадах) уровней. Оно действительно напоминает течение реки, а - еще больше - систему шлюзов. Иначе никакого движения не получится. Перепад уровней насилия действует не только вниз или вверх по реке времени, но и географически. В этом смысле несколько веков относительно достойного существования людей в Великом княжестве Литовском были подарены "за счет" того, что соседний, русский, народ, по-видимому, перенес гораздо больше страданий от гнета своих правителей и бесконечных войн. Закономерно, что появление соседствующих географически подобных по уровню насилия режимов с идеологически отличным знаком неминуемо ведет к их военному столкновению: так как нарушает закон сопоставления уровней.

* * * Весь исторический "процесс" может быть представлен в виде вспышек разной окраски, интенсивности и продолжительности, "освещающих" поверхность планеты повсюду, где живут люди. Каждая такая вспышка - это возвышение и экспансия какой-то новой культуры. Очевидно, что с течением времени эти вспышки, отдаленно сравнимые со вспышками на поверхности солнца, становятся все более интенсивными и пугающими. Чем обширней эпицентр такой вспышки, чем больше пространства он захватывает, тем страшнее сопровождающие его войны, насилие, гибель миллионов людей. Так как интенсивность таких катаклизмов непрерывно растет, выводы из этого следуют самые неутешительные. История Бобруйска - один из наиболее классических примеров становления и упадка культур в одном и том же географическом месте.

* * * Армия Наполеона появилась в окрестностях Бобруйска в конце июля 1812 года (315). "К этому времени крепость усилена была еще искусственными препятствиями /..../ На крепостных верках установлено 330 орудий разных калибров, сделан запас боевых припасов на 1 год и продовольствия на 6 месяцев на 8 тысяч человек. Для 18-ти батальонов устроены бараки и землянки, а для пороха - блиндированные помещения" (316). В 8-ми верстах, в Мозыре, стоял II русский резервный корпус Эртеля (317). Сначала для наблюдения за крепостью и за резервным корпусом был оставлен французский кавалерийский корпус Латур-Мобура, который затем был заменен дивизией Домбровского, усиленной 15 кавалерийскими батальонами и 12-ью эскадронами (318). Домбровский не имел артиллерии - и потому не желал рисковать, - и не атаковал крепость (319). Осаждённый гарнизон не только охранял крепость и защищал ее от 20-тысячной армии французов, но и тревожил неприятеля за 20 и более километров от крепости (320). Патрульные отряды, регулярно высылаемые из крепости, объезжали и контролировали вверенные им территории, нападая на Французские части, занимавшиеся сбором фуража и провианта (321).

Игнатьев сам проверял по карте, где находятся его патрульные разъезды, и сам контролировал и регулировал их распределение (322). Так, к примеру, когда однажды разведка донесла о присутствии в Глебовой Рудни и Брожи французских отрядов, Игнатьев послал в Брожу майора Тарнопольского пехотного полка Левандовского с 30-ю казаками и дал указание есаулу Матушкину со своим отрядом напасть на французский отряд под Глебовой Рудней (323). Есаул разгромил отряд с обозом (двигавшийся на Паричи), в котором вели 20 пленных партизан, а Левандовский разгромил другой французский эскадрон. В тот раз все защитники крепости вернулись живыми.

Донес русской армии об обозе и провел русский отряд некий еврей, Нисан Кацнельсон, впоследствии схваченный французами и умерший от побоев (324). Известно, что еврейское население охотно сотрудничало с русской армией в деле сбора и передачи разведанных (325). О каждом боевом эпизоде Игнатьев сообщал Багратиону. Он ходатайствовал перед командующим и о награждении майора Левадовского, есаула Матушкина, урядников Птахова и Наумова, солдат Зимина, Мельникова и других (326).

Армия генерала Домбровского так и не пыталась взять крепость защитники которой не только не сдались неприятелю, но сами наносили чувствительные удары по врагу, сковывая у стен крепости значительные силы французов (327). "Ни одна крепость в Россия никогда не являлась столь полезною, как Бобруйская, в 1812 году, - указывал через 80 дет генерал-майор А. И. Михайловский в книге "Герои Отечественной войны" (328).

Не следует, однако, переоценивать роль Бобруйской крепости в Отечественной войне 1812 года. Как отдельные дореволюционные источники, так и Ф. Сидоренко, собиравший материал по истории крепости, а также Р. Ф. Сидоренко (один из авторов книги о Бобруйске (329) склонны преувеличивать роль Бобруйской крепости в войне 1812 года и ее значение как крепости вообще. Нам кажется более объективной оценка Военной энциклопедии 1910 года, которая прямо указывает на то, что строительство и, особенно, дальнейшее содержание крепости было ошибкой, вменяя это в вину одному из генералов, и указывая, что в войне 1812 г. значение крепости состояло лишь в оттягивании наполеоновских сил на величину блокадного корпуса и в психологическом значении защиты крепости.

В этой статье военная энциклопедия конечно, не пишет, что Бобруйская крепость в дальнейшем являлась мрачнейшим и значительнейшим жандармским опорным пунктом, страшной тюрьмой, и потому ее обновляли и сохраняли, запрещая строительство в самом городе каменных домов. Тем временем, пока защитники Бобруйской крепости героически сражались, отстаивая крепость, Наполеоновские войска захватили большую часть Беларуси, и на плечи белорусского народа легла вся тяжесть поборов и содержания обеих армий (русской (в крепости) - и французской). Русское командование засылало в тыл французов специальные "партизанские" отряды (обученные - в основном гусарские - батальоны), которые довольно успешно действовали, нападая на патрули и отряды, защищавшие наполеоновские коммуникации, громили обозы противника, уничтожали его фуражи. Известно, что французы вынуждены были держать а Белоруссии 30 тысяч солдат и офицеров (330). 20 тысяч этих войск, как уже говорилось, было сковано у стен Бобруйской крепости. Это значит, что на остальной территории Белоруссии находилось всего 10 тысяч наполеоновских войск. Если учесть значительные размеры территорий, на которых размещались эти 10 тысяч наполеоновских солдат и офицеров, то создаётся впечатление, что французская армия контролировала дружественную территорию, а, возможно, кое-где патрулировала ее совместно с польско-литовскими (и белорусскими) силами. Таким образом, крепость, поставленная на месте старинного белорусского города Бобруйска, в военно-политическом отношении была направлена главным образом не на защиту России от посягательства внешних врагов, а главным образом на терроризирование местного белорусского населения. Именно эта ее функция оставалось главной и в войне 1812-го года. Безусловно, Бобруйская крепость, как любая мощная крепость того времени, причиняла французам довольно значительные неприятности. Наполеону доносили в Москву, что Бобруйская крепость оттягивает крупные силы французской армии, и что в постоянных стычках с защитниками крепости французы несут довольно ощутимые потери (331). Наполеон направил генералу Покашу, коменданту Могилевской губернии, особый приказ, в котором требовал направить в срочном порядке несколько полков на подкрепление генералу Домбровскому и взять крепость штурмом (332). Однако, крепость взять не удалось.... Французы пыталась произвести в Белоруссии рекрутский набор, чтобы пополнить свои, поредевшие в результате боев, ряды, но в целом не смогли "выполнить план" (хотя были даже добровольцы (333)).

С другой стороны, как только Белоруссия оказалась поглощённой Россией, последняя регулярно набирала тут солдат для своей армии (силой), при всех имевших место трудностях таких наборов. В Бородинской Битве принимали участие 24 дивизии, сформированные из "белорусских рабов" - из крестьян Минской губернии, к которой относился и Бобруйск с Бобруйским уездом. Несмотря на принудительность набора в русскую армию, белорусы сражались героически в центре позиции русских войск, возле "батарей Раевского".

Во время контрнаступления русской армии Кутузов направил в тыл неприятеля, на территорию Беларуси, армейские "партизанские" отряды под командованием знаменитого гусара Давыдова воспетого Пушкиным и декабристами, отряд которого появлялся недалеко от Бобруйска (334), и Сеславина. В середине ноября 1812 года Наполеон, словно предвидя своё будущее жестокое поражение на Березине, рассчитывал переправиться через реку только в районе Бобруйска, и приказал срочно, любыми средствами, взять Бобруйскую крепость (335). Наполеоновские войска предприняли жесточайший и отчаянный штурм, но крепость не взяли (336).

Тогда наполеоновское командование приняло решение переправляться через Березину между Бобруйском и Борисовым, что оказалось гибельным. Заснеженные поля и воды Березины стали могилой для 30 тысяч солдат и офицеров французской армии. В Бобруйске и его окрестностях многократно случались события, приводящие к одновременной гибели десятков (позже - сотен) тысяч людей. Гибель французской армии, с эпицентром в 60-80 (может, и менее) километрах от Бобруйска (337) одно из множества таких событий. К этому грандиозному, апокалиптичному разгрому была самым непосредственным образом (как описано выше) причастна Бобруйская крепость. Совершенно неудивительно, что огромные города - Москва, Варшава, Берлин, Париж - становятся местами одновременной гибели громадных масс людей: аномалия борьбы за самые крупные города и военные действия вокруг них не являются случайностью. Гораздо более загадочен феномен Бобруйска - небольшого города, в котором и вокруг которого безносая с косой полюбила систематически работать на пределе своей активности. Битва с акерманскими и крымскими татарами; крупные сражения за Бобруйск в XV и в начале ХVI века - во время поддержанного Москвой заговора против Великого княжества Литовского белорусских князей Михаила Олельковича, Фёдора Бельского и Ивана Гольшанского, а также в период восстания под руководством князя Михаила Глинского и восстания в 1468 году и сражения за Бобруйск с разорением города казаками во время взятия его Янушем Радзивилом; истребление жителей города в 1655 году казацким гетманам Золотаренко с последующим разрушением города казаками; разорение во время московского "наезда"; бои во время русско-наполеоновской войны; и, наконец, гибель целой завоевательской армии в нескольких десятках километров от города и при обстоятельствах, в которых Бобруйская крепость имела самое непосредственное отношение к размаху этого разгрома и к решительному увеличению количества жертв этой военной драмы.

К тому же, переправа через Березину наполеоновских войск не локализовалась полностью в районе ставшего затем печально знаменитым села Студёнки, но велась и близко к Бобруйску, где переправлялись отдельные отряды наполеоновских войск и шли отдельные бои. Ещё до сих пор находят в русле реки Березины и в озере, называемом в народе "Капитанским", а также на его берегах, то, что осталось от тел французских воинов, истлевшую наполеоновскую форму, ружья, пуговицы и эполеты, французских орлов. * * *

Крепость Бобруйск после Отечественной войны 1812 года

После победы над Наполеоном русское самодержавие усилило эксплуатацию Белорусских крестьян. Вместе с белорусским народам под игом России оказались Польша, Финляндия и другие страны; надежды белорусского, польского, литовского, латышского и других народов на своё скорое "освобождение" рухнули. * * *

По возвращении русской армии из Западной Европы (русские войска дошли до Парижа, и только восстание в Польше не позволило им закрепиться в Германии и во Франции), в Бобруйске (вернее, в Бобруйской крепости) была расквартирована 9-я пехотная дивизия, в которой служили многие из самых видных дворян-революционеров, названных впоследствии декабристами (338). Их деятельность имела громадное значение для истории России и была тесно связана с судьбою страны. С. И. Муравьев-Апостол, один из руководителей Южного общества декабристов - был в Бобруйской крепости командиром Черниговского пехотного полка, в котором он (после того, как полк был переброшен на Украину) поднял восстание (339); (в 1823 году Полтавским пехотным полком Бобруйской крепости командовал (полковник) А. Бестужев-Рюмин (340). С. И. Муравьёв-Апостол и М. П. Бестужев-Рюмин являлись двумя из наиболее известных революционеров-декабристов, казненных Николаем I; их портреты были помещены на обложке каждого номера издаваемого в Лондоне Герценом журнала "Колокол".

В Бобруйской крепости служили такие видные дворяне-революционеры, как Норов, Тизенгаузен, Трусов, Троицкий, Кузмин, и многие другие (341). Они принимали активное участие в подготовке восстания в войсках русской армии. 12 сентября 1823 г. в Бобруйск прибыл русский царь Александр I. Смотр им расположенных в Бобруйской крепости воинских частей был намечен задолго до этого на август-сентябрь 1823 года, что было известно определённому кругу лиц (342). Этот момент и решили использовать члены тайного общества декабристов Бобруйского гарнизона для восстания и захвата власти. Декабристами - руководителями восстания - был разработан так называемый "Бобруйский План" (343). Этот план предусматривал захватить Александра I во время осмотра им войск и посадить его в подземелье Бобруйской крепости, а самим двигаться на столицу (на Петербург) (343-б).

Декабристы рассчитывали, что в случае неудачи за спиной у них будет такая сильная крепость, как Бобруйская, а заложником у них будет сам царь (344). Таким образом, Бобруйская крепость, построенная на костях разрушенной белорусской культуры и призванная охранять защищать "российскую систему" (самодержавие), уже через 2 десятка лет стала подрывать самодержавие изнутри - и могла (вполне вероятно) стать его могилой. Но выступление декабристов не состоялось.

Их план не был одобрен руководителем тайного Южного общества Пестелем. Он указывал на "тысячи причин", которые выдвигал против "Бобруйского Плана", среди них на главную: на неподготовленность солдат (345). Изучая исторические характеристики Пестеля, и состояние пропаганды, которая велась среди солдат Бобруйской крепости, историк-любитель В. Славин пришел к выводу, что всё-таки основной причиной отказа от "Бобруйского Плана" было то, что Пестель и другие руководители тайных обществ считали нежелательным уничтожение того царя, с именем которого была связана победа над Наполеоном, а также нежелательным поднимать восстание на землях бывшего Великого княжества Литовского, государства, не одно столетие противостоявшего России.

Чуть более 2-х лет спустя, рано утром, 14 декабря 1825 года, в Петербурге произошло восстание под руководством дворян-офицеров. Восстание это длилось целый день, однако, к ночи было подавлено. Надо отметить, что оно имело значительные шансы на успех, и вполне могло достичь поставленных целей, если бы декабристы действовали более решительно. А ведь они были всего лишь на волосок от свержения самодержавия! После поражения Петербургского восстания, в конце декабря 1825-го года, на Украине, недалеко от Киева, восстал Черниговский полк, который был переброшен туда из Бобруйской крепости (346); восстанием руководили служившие ранее в Бобруйской крепости Сергей Муравьёв-Апостол и Михаил Бестужев-Рюмин. Однако, через несколько дней и это восстание было разгромлено.

Основной слабостью декабристов и тут было отсутствие наступательных действий. В феврале 1826 года была предпринята попытка восстание в расквартированном в Бобруйской крепости Полтавском пехотном полку. Прапорщик полка, декабрист С. И. Трусов, во время смотра I батальона выбежал вперед с обнажённой шпагой и крикнул солдатам: "Ребята! Бросайтесь в штыки, найдем вольность и независимость ни от кого, у нас государь не есть государь Николай Павлович, а тиран!" (347) Однако, он не был поддержан солдатами. Эта попытка поднять восстание в Полтавском пехотном полку Бобруйской крепости - одно из самых последних усилий декабристов осуществить революционно-военное свержение самодержавия - и надо заметить - одна из последних анти-царистских "вылазок" в самой Бобруйской крепости.

Все эти события показали, что самодержавие уже тогда лишилось своей главной социальной базы: поддержки дворянского сословия, "ради" интересов которого оно, якобы, существовало. Эти события показали, что, как и все наиболее репрессивные режимы, русское самодержавие существовало "ни для кого", и не представляло, и не защищало ничьих интересов. Царь Николай I и его правительство жестоко расправились с декабристами: к следствию было привлечено 579 человек; более ста из них были осуждены на каторгу в разных местах - и затем поселение в Сибирь, многие разжалованы в рядовые, или высланы в отдаленные губернии под надзор полиции. Пять декабристов - К. Ф. Рылеев, П. И. Пестель, С. И. Муравьев-Апостол, М. И. Бестужев-Рюмин и П. Г. Каховский - были приговорены к смертной казни, и 13 июля повешены в Петропавловской крепости. Тем не менее, эта расправа несравнимо "мягче" всех подавлений сопротивления царской власти в прошлом. Произошел коренной надлом системы, ее трансформация в более цивилизованную и чуть более гуманную власть. Изменения не были очевидными, они не бросались в глаза, но смысл их огромный. "Всего" пятеро казненных из всего широкого и многообразного революционного движения: это до смешного "мало" даже для такой страны, как США, не то, что для России.

А ведь при этом Николай назван некоторыми мыслителями Николаем Кровавым! Гораздо более жестоко расправилось самодержавие с представителями низких сословий, участвовавших в восстании. Солдаты, участвовавшие в восстании, были без всякого суда и следствия прогнаны сквозь строй (что нередко вызывало смерть) и направлены в штрафные батальоны или на Кавказ в действующую армию (там Россия вела жестокую войну во имя захвата земель кавказских народов). Каторжные работы тоже были своего рода смертной казнью, так как приговоренные к ним содержались в полной изоляции от внешнего мира, в таких страшных условиях, какие неминуемо должны были привести к смерти жертвы через какие-нибудь 5-10-12 лет. Многие из декабристов были приговорены к каторжным работам в Бобруйской крепости.

Тут медленно умирали на каторжных работах прапорщик Е. Апостол-Кергач, подполковник В. Н. Рыбаковский, полковник В. К. Тизенгаузен (известный декабрист, одна из видных и самых блестящих фигур петербургско-московского света), полковник И. Г. Бурцев, поручик кирасирского полка Н. Н. Булгарин, младший из пяти братьев Бестужевых - Павел, декабристы Трусов, Троицкий, офицер-поляк Лукасьянский, подполковник А. Н. Гвоздев, который умер на каторжных работах в крепости в 1842-м году (выдержал примерно 14 лет каторги) - (348 - и другие источники). Жестоко расправился Николай Первый со своим приятелем-другом детских лет В. С. Норовым. Уголовный суд отнес Норова к государственным преступникам второго разряда, которые осуждались к политической смерти по указу 1753 г. (петровский указ).

Смысл политической смерти заключался в том, что осужденного заставляли положить голову на плаху, а потом ссылали навечно на каторжные работы. Николай Первый десять лет держал Норова в различных крепостях России, а потом направил в Бобруйскую крепость, где тот пробыл 8 лет (349). Бобруйчанин, полковник И. С. Повало-Швейковский (командир Саратовского пехотного полка) за участие в движении декабристов был приговорен к смертной казни, которая была заменена пожизненной каторгой в Нерчинских рудниках, где он и умер в 1845 году (350).

"Все отбывающие наказание в Бобруйской крепости содержались в невероятно тяжёлых условиях и втайне от внешнего мира" (351). А. И. Герцен в письме к своим друзьям писал: "Пусть Сибирь, пусть все, что угодно, но только не эта страшная крепость на реке Березине". (351) В формах расправы с декабристами (они были жестоки, но....) проявилось разрушение, размывание изначальной, исключительной, "чисто российской" политической системы. системы. За антиправительственную деятельность и даже за участие в восстании одного члена семьи не вырезали целые семьи, более того, жёны декабристов получили возможность следовать за ними в Сибирь. По отношению к дворянам-революционерам пытки и жестокие телесные наказания не применялись. По делу декабристов проводилось судебное расследование и суд; суд и назначал меру наказания; они не наказывались б е з в с я к о г о с у д а и с л е д с т в и я.

Российские цари больше не пытали собственноручно и не рубили голов. Политические преступники, даже в тех случаях, когда организовывали восстание и сама в нём принимали участие, получали особый статус государственных преступников, а не смешивались с уголовниками (по крайней мере - по статусу); в большинстве случаев по истечению определённого срока (иногда и без него) разрешена была переписка, родственникам сообщали, где находится политический заключённый. Постепенно изменился, так сказать, статус собственности; военизированность общества не так бросалась в глаза; налоги не были больше таким откровенным грабежом. Россия не только потеряла свою ИСКЛЮЧИТЕЛЬНУЮ жестокость, но - в некоторых случаях - проявляла более цивилизованные и гуманные нормы, чем некоторые демократии с республиканским правлением. Однако, изменилась не вся система, не весь строй в целом, а только некоторые его компоненты. Уступив (в каждой области лишь частично) некоторые свои материальные позиции, исключительность российского устройства теперь пыталась закрепиться и - тем самым - просуществовать подольше в идеальных (контроль умов): усовершенствовалась фискальная система, система доносов, слежки; усилился политический сыск; организовывалась целая армия доносчиков; жандармерия получила огромные полномочия и средства, численность жандармов сравнялась с численностью армии страны среднего размера; вводились такие ограничения и запреты, которые древнерусскому человеку и в голову бы не пришли. Однако, привилегии социальной верхушки, сдача "материальных" позиций неизбежно должны были и дальше разрушать ту изначальную "классически- совершенную" систему внутреннего устройства, сближая страну с другими странами и отнимая множество из тех исключительных особенностей, которые частью сами были этому виной. В 1820-х годах Бобруйск посетили и описали его два весьма известных русских ученых (352) : сначала Александр Башняк, затем Сергей Лошкарёв. Названии книги Лошкарёва ещё раз подчеркивает значение Бобруйска как крупного транспортного узла - центра тогдашних дорог.

Представить жизнь тогдашнего города, то есть, по существу дела, крепости с расположившимися вокруг нее 4-мя посёлками - форштадтами, невозможно без представления о том, что происходило в то время в области крепостного права. На прилегающих к Бобруйску землях крестьяне были по существу превращены в рабов. Они были обязаны отбывать барщину (те, у кого не было лошадей, вынуждены были впрягать в соху своих жён и детей), работает в помещичьих имениях на строительных, ремонтных работах, по очереди сторожить господские амбары, выполнять гужевую повинность.

В 30-х годах XIX в. в России проводились грандиозные строительные работы по сооружению Днепровско-Бугского канала, Петербургско-Московской железной дороги, других объектов. Как в свое время Московский Кремль, город Петербург, недостроенный Ревельский порт, недостроенные северные и южные каналы, другие крупные строительные объекты, так и Днепровско-Бугский канал и Петербургско-Московская железная дорога строились в буквальном смысле на человеческих костях. Для сооружения таких грандиозных объектов нужны были тысячи рабочих, и вот российское правительство предоставило помещикам возможность за деньги сдавать своих крепостных на строительные работы. Крепостных на этих работах содержали, как скот. Также и на территории Беларуси многие помещики, заключив контракты с подрядчиками, отправляли своих крепостных на работы в разные места России. Деньги от подрядчиков получали крепостники, а не крестьяне.

Минск губернаторский: коридорами власти

Механизм военного положения

М.Б. Барклай де Толли

Строитель Бобруйской крепости

Г.А. Игнатьев

«Наука побеждать» А.В. Суворова

Бобруйская крепость сразу после строительства

Начало грандиозных битв

П.И. Багратион

За стенами крепости

Бобруйская крепость в наши дни

После изгнания французов